Книгам Дмитрия Воденникова обыкновенно не очень везет в печати — предыдущая вот почти полностью сгорела в пожаре в клубе Bilingua, прошлые — давно раскуплены преданными поклонницами, которых на Воденникова хватит всегда и на доптираж еще останется. Так будет, несоменно, и с последним релизом, хотя ни один поклонник поэта не прочтет в нем ничего для себя нового. Первая его часть, «Черновик» уже публиковалась в Пушкинском фонде, вторая, «Книга рун» давно выложена в интернете, а основную часть сборника составляют записи из двух интернет-дневников: с 2004 по 2006 год. Здесь нет, как вообще не может быть, «нового» Воденникова. Здесь тот самый Воденников выстроен, упорядочен, отредактирован и подправлен для совершенной законченности образа.

Поскольку говорить о том, что поэт Воденников — прежде всего фигура, уже как-то неприлично, наверное. Когда будут писать и говорить про поэтов — его назовут первым, будут делать передачу, перформанс, поэтический вечер, первым делом позвонят ему, будут выбирать короля поэтов — и все знают, кого выберут. Пока другие поэты борятся за место под солнцем и отстаивают поэзию как факт современной литературы, ему уже приготовили место на Олимпе и планируют собственный дом-музей: в той самой однокомнатной квартире с балконом, куда он выходит курить. Воденников попался в собственный капкан: никто не знал, как должен выглядеть поэт в 21 веке, а он придумал. Слепил из трех составляющих: черный свитер, предельная открытость, новая искренность. И из этого проклятого треугольника уже никуда, кажется, не деться.

Между тем, то, что может позволить себе в литературе Воденников, кроме него сегодня во всех искусствах может позволить себе только певица Земфира. Поскольку мы не знаем, чем новая искренность отличается от старой, обозначим это как «называние», способность с обезоруживающей простотой давать старым вещам старые имена, жонглировать бесконечными «Бог», «любовь», «навек», умение лепить стихи, и какие стихи, из, казалось бы, совсем простого «мне 30 лет, а все во мне болит», «мужает голос и грубеет тело», «ты за это за все никогда меня не покинешь, и я тоже тебя — никогда не покину — за это». Но понимание не приходит само, оно прячется за теми самыми дневниковыми строчками, где Воденников все это время пытается объяснить себя. Фигура поэта оказывается неотделима от поэзии. «Жизнь выше литературы» — писал когда-то Дмитрий Быков, Дмитрий Воденников в очередной раз доказывает, что вовсе наоборот.

(источник)